пацан шестидесяти лет
алексей иванович исхудал, у него заболела мать,
он садится на стул, в голове проносится "ну опять".
трет лицо и виски, крутит в руках ключи,
и молчит, в общем, тягостно так молчит.
алексей иванович надевает пальто
смотрит в зеркало - там хер знает кто,
он шнурует шнурки, себе говорит "ну а фигли",
вон же деды на фронте плясали, а всё не погибли.
алексей иванович выходит на улицу, запирает дверь
садится в автобус и думает "как я теперь"
плавит лбом стекло, за окном какая-то муть,
до больницы неблизко, решает вздремнуть.
алексей иванович видит себя за столом,
в старом доме, ещё до размена, втроем.
он болеет, папа трогает лоб, рядом с камфорой мать,
в животе его медленно распускается
благодать.
он садится на стул, в голове проносится "ну опять".
трет лицо и виски, крутит в руках ключи,
и молчит, в общем, тягостно так молчит.
алексей иванович надевает пальто
смотрит в зеркало - там хер знает кто,
он шнурует шнурки, себе говорит "ну а фигли",
вон же деды на фронте плясали, а всё не погибли.
алексей иванович выходит на улицу, запирает дверь
садится в автобус и думает "как я теперь"
плавит лбом стекло, за окном какая-то муть,
до больницы неблизко, решает вздремнуть.
алексей иванович видит себя за столом,
в старом доме, ещё до размена, втроем.
он болеет, папа трогает лоб, рядом с камфорой мать,
в животе его медленно распускается
благодать.
не хотела обидеть, если вдруг